Начало здесь. Продолжим рвать хомячьи шаблоны. Выше мы определились, что политика начинается там, где поднимается вопрос о власти. Заставить власть делать то, что она делать не хочет, но то, что выгодно тебе – политика. Забрать власть и сделать то, что ты (социальная группа, к которой ты принадлежишь) хочешь – политика. Все остальное к политике прямого отношения не имеет. Политик – лицо, которое борется за власть. Публичный политик – лицо, добивающееся власти с опорой на социальную базу (часть общества, чьи интересы он представляет). Лицо, которое выражает интересы определенной части общества, но не претендует на власть – не политик. Это может быть журналист, блогер, правозащитник, общественный активист, но не политик. Данное лицо может пропагандировать близкие ему политические идеи, поддерживать ту или иную политическую силу, действовать в интересах партии или политика, рвущегося к власти, но такой человек не становясь политиком, является при этом частью коллективного политического субъекта – вовлеченной в политическую борьбу части общества, объединенной общими интересами.
При демократии политика (борьба за власть и реализация властных полномочий) публична. При авторитарных или тоталитарных диктатурах социум является не субъектом политики, а объектом. То есть, грубо говоря, его хотелки никого не ебут. Это не значит, что диктатуры нежизнеспособны. Китай и Сингапур показывают, что они не только могут быть живучи, но при этом потрясающе эффективны. В случае Северной Кореи, Туркмении или Гаити – живучи, но неэффективны. Многое зависит от целей диктатуры. Если тоталитарная власть удовлетворяет запросы общества в целом (Южная Корея, сталинский СССР, нацистская Германия), она может действовать и кроваво-жестоко, и даже не очень успешно, сохраняя высочайший уровень легитимности. В ситуации, когда диктатура отвечает интересам только правящей верхушки, со временем неизбежно возникает конфликт интересов между верхами и низами, в котором правящий режим ВСЕГДА ПРОИГРЫВАЕТ, потому что утрачивает источники силы.
Низы, впрочем, выигрывают от этого не всегда, и даже не в половине случаев. В Ливии, например, после свержения Каддафи им лучше не стало. Но это не значит, что ливийцам следовало вечно есть дерьмо. Логика тут предельна простая: если у тебя рак, выбор лежит между операцией сегодня с вероятностью в 50% не дожить до завтра и 100-процентной гарантией инвалидности в случае успеха, либо отказом от операции, что позволит протянуть на обезболивающих еще пару лет. В общем выбор стоит между относительно комфортной смертью и мучительной жизнью.
Никакие логические доводы здесь не действенны. Это тот случай, когда индивид должен принять экзистенциальное решение, то есть не нуждающееся в каком-либо обосновании и аргументации. Он либо видит смысл в продолжении своей жизни, либо его не видит. Я выберу операцию, даже если вероятность выжить не превысит 10%. Другой же сводит счеты с жизнью, будучи молодым, здоровым и богатым из-за неудачного пиздострадания или банальной хандры.
В случае с социумом имеет значение совокупный коэффициент воли к жизни, которую общество проявляет. Если в РФ большинство мечтает лишь о том, чтобы комфортно окончить свои дни в хосписе под телевизионным анестетиком, потуги пассионарного меньшинства окажутся безрезультатными и бессмысленными. Меньшинству будет разумнее съебать с этого тухлого кладбища и интегрироваться в более жизнеспособный социальный организм.
Тут, кстати, отлично работает принцип «чем хуже, тем лучше». Идиоты не в силах понять, почему это Кунгуров стал таким отъявленным русофобом и циником, открыто заявляющим, что чем больше (и, главное – скорее!) русни передохнет – тем лучше. Я не кровожадный садист, а всего лишь социально зрелый и разумный человек. Абсолютная часть индивидов, составляющих популяцию РФ – раковые клетки, имеющие отрицательную волю к жизни. Это не значит, что раковая клетка хочет умереть. Нет, она как раз очень хочет жить, но за счет социального организма. Раковая клетка желает жить для себя, а не для общества, хочет только получать, ничего не давая взамен. Поэтому они делают нежизнеспособным социальный организм в целом, даже если лично у них в данный момент все просто заебись.
Поэтому я категорически приветствую социальный геноцид, депопуляцию, криминальный беспредел, синьку и наркоманию, в результате которых ускоренными темпами утилизируется рашкованский биомусор. Это уменьшает долю раковых клеток в организме, вследствие чего коэффициент жизнеспособности социума возрастает, с потенциальной возможностью переползания в положительную зону. У общества появляется хоть призрачный, но шанс на выживание. Ведь «пассионарные» клетки гораздо более живучи и энергоемки, чем деградирующая быдло-вата. Следовательно, и влияние индивидов, обладающих волей к жизни, на социальные процессы возрастает, даже если их количество не становится большим.
Строго говоря, вымывание волевых и жизнеспособных индивидов путем эмиграции тоже ослабляет социум (именно поэтому кремлевский режим не чинит ни малейших препятствий поравалильщикам и даже их поощряет их свалить). Но, во-первых, часто уехавшие сохраняют влияние на общество, а некоторые даже эмигрируют с целью нарастить свое воздействие на массовое сознание (Ходорковский, например). Во-вторых, важен итоговый баланс. Допустим, за год 100 тысяч «пассионариев» сбежали, но при этом у 200 тысяч овощей пробудился инстинкт к жизни, а дремучих ватников вследствие ускоренного мора стало на миллион меньше. Подобная динамика, хоть и крайне медленная, но позитивная. Вот если за год будут утилизировать друг друга 5-7 миллионов дегенратов – тогда балланс в пользу здоровых сил общества будет смещаться более динамично. Лет10 такого бодрого самогеноцида, и Кремль будет иметь дело совсем с другим обществом. Ах, мечты-мечты... К сожалению, шлак вымирает не настолько быстро, к тому же выбывшие отбросы замещаются приезжими азиатами, уровень социального сознания которых еще более архаичен. Так что на сегодняшний день пацент скорее мертв, чем жив. Если он вдруг захочет выжить, рискнуть с ненулевым шансом на успех еще можно. Но кому это нужно?
Второй принципиальный момент: власть отжимают только силой. Политика – это всегда силовая борьба. В демократическом обществе сила выражается в поддержке избирателей на выборах и давлении на власть институтов гражданского общества в межвыборный период. Сила – в контроле над массовым сознанием. Сила – в ресурсной базе. Сила – в совокупном интеллектуальном капитале, которым обладает тот или иной коллективный политический субъект. Выборы – всего лишь форма противоборства (далеко не единственная), определяющая сильнейшего.
При тирании выборы не играют абсолютно никакой роли в борьбе за власть, просто потому что власть носит концентрический и монопольный характер. Это, кстати, исключает саму возможность конструктивного взаимодействия между властью и институтами гражданского общества. В конкурентной политической среде профсоюзы могут даже не прибегать ко всеобщей забастовке (она бьет по экономике в целом, то есть негативно отражается на благосостоянии трудящихся), а провести многомиллионную демонстрацию 1 мая, требуя смены политического курса. Консерваторы, находящиеся у власти, воспримут этот меседж однозначно: если они не выполнят требования масс, электорат на ближайших выборах проголосует за лейбористов, и они потеряют власть. Следовательно, надлежит пойти на уступки.
В путинском Ебанатории этот принцип не действует совершенно. И даже не потому, что отсутствуют профсоюзы (то, что есть – унылая имитация, действующая в интересах работодателя и власти, то есть это АНТИпрофсоюзы). Даже если бы сильные и независимые профсоюзы существовали и были способны вывести на улицы 10-20 миллионов человек, они не имеют никаких рычагов воздействия на правящий режим. Они не могут сказать: «Отмените пенсионную реформу, иначе мы в 2021 г. проголосуем за КПРФ». Просто потому, что КПРФ – часть правящего режима. И пидорасы-коммуняки, имея возможность внести на рассмотрение альтернативный проект пенсионной реформы, даже пальцем не пошевелили. Не факт, что их проект был бы принят. Но это стало бы актом политической борьбы. Не важно, как проголосовали бы депутаты нынешнего состава ГосДуры за проект коммунистов. Главное – как отнеслись бы к их проекту избиратели. Если бы зюгаши реально отстаивали бы права трудящихся и пенсионеров, то в 2021 г. они получили бы 85% голосов избирателей и приняли бы популистский пенсионный закон даже без согласования с другими фракциями, вызвав экстаз у населения. Далее они объявили бы импичмент плешивой мрази, их кандидат победил бы на внеочередных президентских выборах и компартия получила монопольную власть.
Однако КПРФ, которая не обладает субъектностью, проявляет абсолютно НУЛЕВУЮ активность, если активность идет вразрез с интересами Кремля. В итоге парламент рассматривал два проекта – правительственный (65/63) и проект «Единой России» (65/60 + пакет смягчающих поправок, предложенный Путиным). КПРФ проголосовала в первом чтении против законопроекта, внесенного правительством, ПУБЛИЧНО И ЕДИНОГЛАСНО поддержав путинский законопроект в основном втором чтении. Именно это голосование, где в верноподданническом экстазе слилась красная «оппозиция» и «антинародная» партия власти, демонстрировали по всем телеканалам. Именно это имело пропагандистское значение, потому что населению наглядно показали, что рассчитывать ему не на что, защитников у него нет, власть будет делать все, что захочет, и вякать против бесполезно.
КПРФ имела возможность стать центром консолидации социального протеста в РФ, переведя его в политическую плоскость, но фактически зюгаши выступили в качестве фактора атомизации общества. Суки-коммуняки старательно подмахивали Кремлю, сливая протест против пенсионной реформы в русло пустой говорильни, не подразумевающей никаких ДЕЙСТВИЙ (законодательных, уличных, экономических, пропагандистских). Вот так безлюдно в Москве выглядел коммуняцкий митинг протеста, который с садистским смакованием показали по федеральным телеканалам, с ухмылкой подчеркивая, что на него пожаловало аж целых восемь тысяч человек, из которых в течение первого часа рассосалось почти половина (это платники, которые отметились, получили деньги и отвалили). У людей отобрали пенсии за пять лет - подумаешь, какая мелочь!
А вот так выражают свой протест ливанцы, у которых правительство решило забрать $6 (шесть сраных долларов) за пользование месенджером WhatsApp в месяц. Есть простой путь - перейти на Viber или Telegram. Но уважающие себя граждане почему-то встают с дивана и устраивают маленькую гражданскую войну с правительством. Дело не к конкретном месенджере, а в принципе: ливанцы не желают быть терпилами, которых власть будет грабить по своему хотению. И после этого кто-то еще негодует, что я тухлых рашкован быдлом называю? Признаю, неправ. Слишком уж я нежен к дегенератам.
Гражданское общество не может шантажировать власть отказом в электоральном доверии, поскольку альтернативного политического субъекта просто не существует. Гражданское общество не может заставить правящий режим выполнять свои хотелки, угрожая тем, что на выборах поддержит партию Навального. Ага, по той простой причине, что никакой партии у Навального нет и не будет. И лично Навальный ни в каких выборах принять участие не сможет. И даже ни один его ставленник не будет зарегистрирован ни при каких обстоятельствах. В ситуации, когда конструктивное взаимодействие с властью принципиально невозможно, политическая воля гражданского общества может проявляться исключительно в деструктивном русле – усилия граждан могут быть направлены только на уничтожение действующей политической конструкции, базирующейся на тотальной монополии автократа и институционально не предусматривающей никаких рычагов влияния общества на принятие политических решений. Выше я привел наглядный пример: под 90% избирателей против пенсионной реформы. Закон принят с первой попытки, ни малейших последствий для власти это не имело, если не считать падение на 15% рейтинга едирастов, причем падения временного.
При фашистском режиме любая оппозиционная политика начинается лишь там, где оппозиция бьет по источникам силы диктатуры, которую можно представить в виде табуретки с четырьмя ножкам – легитимность, насилие, люди и ресурсы. Подробно я рассмотрел этот конструкт здесь. Смысла бороться с последствиями дурного управления, пусть даже методами конструктивного протеста – НЕТ. Продуктивен только деструктивный протест, то есть направленный на смену власти, а не сотрудничество с нею. Типология протеста рассмотрена мною здесь. Исходя из того, что диктатура отказывает гражданскому обществу в политической субъектности, конструктивное сотрудничество с властью невозможно в принципе. Политические требования (подкрепленные решительным действием, конечно) могут носить исключительно деструктивный характер.
Многие идиоты свято уверены, что в РФ растет протестная активность, причем они видят именно политический протест. Его нет совершенно, даже в зародыше. Докажу это на самом элементарном примере. Вот, например, в Шиесе кучка активистов бурно выражает недовольство строящейся мегапомойкой. Что они хотят? Только одного – чтобы ее там не было. Но политических требований эти недовольные не выдвигают, они не пытаются воздействовать на власть. Политические требования всегда имеют конкретного адресата. А вопли «Мы против мАсковского мусора! Спасем русский север для потомков! Руки прочь от Шиеса!» и прочее бла-бла-бла. В данном случае мы имеем дело с экологическим активизмом, но не с политическим протестом.
Да, в цивилизованном демократическом обществе для решения проблемы бывает достаточно выразить недовольство. Правящая партия, понимая, что рост недовольства угрожает ее господствующему положению, заинтересована погасить недовольство в зародыше и пойдет на диалог с общественниками, пытаясь достичь компромисса. Оппозиция заинтересована расширить свою социальную базу за счет недовольных и будет оказывать на правящее большинство агрессивное давление, облекая недовольство граждан в четко выраженные политические формы. Но, еще раз повторяю, при авторитарной диктатуре нет оппозиции, которая пытается переплавить общественное недовольство в политический капитал, а власть абсолютно не заинтересована в диалоге с обществом, потому что ЕЙ НИЧЕМ НЕ УГРОЖАЕТ ПАССИВНОЕ НЕДОВОЛЬСВО.
Инфантилизм россанского общества выражается в том, что оно категорически отказывается понимать эти азбучные истины. Если протестующим в Шиесе нужен конкретный результат, а не просто возможность потусоваться и выпустить пар недовольства, то требования должны быть предельно конкретными, имеющими четкого адресата. Начать можно, скажем с Архангельского областного собрания депутатов. В их компетенции принять закон, запрещающий ввоз мусора из других регионов. Депутатам дается 30 суток на разработку и принятие законопроекта. С целью давления на власть (политика – это силовое противостояние) протестующие объявляют на этот период кампанию ненасильственного сопротивления и организуют оккупаи, майданы, блокады объектов, перекрытие трасс, марши, митинги, бойкоты, травлю в соцсетях лиц (в первую очередь областных депутатов), отказывающихся публично присоединиться к требованиям общественности и т. д. Все конкретные способы ненасильственного протеста перечислять не стану, их сотни.
Вот это – реальная политика! Это – политическая борьба. Конечно, я далек от мысли, что одной единственной политической кампании достаточно для достижения успеха. Разумеется, нет. Но в процессе борьбы гражданское общество становится сильнее («в борьбе обретешь ты право свое», как поется в одной известной песне), институционализируется, обрастает «мясом», то есть деятельной поддержкой со стороны масс. Власть же утрачивает легитимность, слабеет. В результате политической борьбы, и только в результате ПОЛИТИЧЕСКОЙ борьбы в стране может появиться оппозиция и дееспособные лидеры. Социум поляризуется – появляется сила, противостоящая диктатуре.
Политическая борьба – это как езда на велосипеде. Останавливаешься – падаешь. Оппозиция, получившая боевое крещение в ходе атаки на областное заксобрание, потерпев неудачу, не капитулирует, а наращивает усилия. Заявляются следующие требования: отставка губернатора и депутатов, как потерявших доверие, внеочередные выборы и принятие того самого запретительного закона, с которого и разгорелся весь сыр-бор. Соответственно, и методы давления становятся более агрессивными: мирный захват зданий, срыв работы органов власти, саботаж, локауты, забастовки, объявляется поход на Москву – то, что предпринял Саша-шаман, но числом в несколько десятков тысяч «туристов», причем не пешком, а на авто, что напрочь заблокирует автотрассу на несколько дней, а потом еще и создаст неебической величины пробку в столице. Опять же не буду перечислять все возможные методы и приемы политической борьбы. Я всего лишь показываю, как реализуется политическая стратегия.
Надеюсь, теперь понятно, что те великовозрастные детишки, которые живут в палатках на Шиесе, бренчат на гитарках у костра и постят в Инстаграмме героические селфи, занимаются ерундой. Между гражданским активизмом и политической борьбой – гигантская пропасть, и чтобы прыгнуть через нее, нужна политическая воля, которой у холопов-рашкован нет, даже у недовольных. Я не говорю, что экологический активизм – это плохо. Но активизм, который выполняет исключительно роль свистка для выпуска пара недовольства – однозначное зло.
То же самое можно сказать и о так называемых московских протестах, которые на поверку оказываются никакими не протестами, а банальным выплеском недовольства, не имеющим ни малейших последствий. Инфантильные дитяти бродили по бульварам или радостно скакали на рэп-концертах на Сахарова (во-во – это как раз их уровень), весело скандируя «Мы здесь власть! Допускай!». Казалось бы уж это-то точно можно отнести к политической повестке. Нет, политики здесь ровно ноль, это чисто правозащитная повестка. Несколько граждан столкнулись с нарушением своих пассивных избирательных прав. И протестуны требовали исключительно одного – реализации прав конкретных граждан участвовать в выборах. На этом – все. Кто был адресатом этих требований? Адресата не было. Какие ДЕЙСТВИЯ были предпринты недовольными в поддержку своих хотелок? Никаких!
В политическое русло массовое недовольство переводится только в том случае, если общество формулирует конкретные требования к власти, носящие системный характер. Например, требование отмены выборов вследствие массовых нарушений прав кандидатов со стороны избиркома, изменение избирательного законодательства (список требований прилагается) и проведение выборов по новым правилам в декабре. Здесь все четко и понятно: отменить проведение выборов может Мосгоризбирком или ЦИК, если тот не решится. Изменение выборного регламента находится в компетенции городского парламента.
А что могло дать в принципе митингование и гуляние без конкретных политических требований? Вот даже гипотетически – что? Пуйло уже все сказало по этому поводу: «Если вы чем-то недовольны – идите в суд». Хождение по судам – чисто правозащитная тактика. Но вопрос о власти не решается в судах. Для того, чтобы перевести вопрос в политическое русло, надо было защищать не попранные права конкретных Яшина и Соболь, а нарушенное базовое конституционное право граждан РФ избираться и быть избранными. Вот в этом случае уже абсолютно бессмысленно апеллировать к судам или тратить массу сил для моральной поддержки кучки столичных клоунов. Здесь начинается реальная политика в форме принуждения власти выполнить то, что она делать не желает. Принудить ее можно только силой. Соответственно нужно было сделать то же самое, что я выше рекомендовал делать шиесским протестунам. Но пока недовольство по какому-либо поводу в РФ канализируется исключительно в правозащитную трубу.
Я ничего не имею против правозащитников, тем более тех, что работают системно. Я всего лишь констатирую, что политический ландшафт меняется исключительно политическим инструментарием. Правозащита, даже успешная, не устраняет причину болезни. Посадили человека ни за что – правозащитники его отбили. Посадили другого – его опять отбили. Отбили третьего, четвертого, пятого, десятого. Ура-ура, победа! Но ведь фашистский режим никуда не делся, и пока героические общественники титаническими усилиями выдергивают одну жертву из жерновов системы, молох ГУЛАГа пережевывает 50-100 жертв. Если правозащитная борьба не перерастает в политическую, не подпитывает политический протест, она превращается в бесполезный онанизм. Да, первый шаг очень важен, но без второго он утрачивает всякий смысл. (Продолжение следует).
Алексей Кунгуров
Свежие комментарии